Самая лучшая МАМА земли!

Да, наверное…  Но, когда я говорю о своей маме, мне кажется, этих эпитетов мало. Мало потому, что она была человеком необыкновенным! 
Казалось бы, чем необыкновенным может выделиться простая женщина, обычная селянка, колхозница, всю свою жизнь проработавшая в колхозе, на тяжелой работе, вырастившая кучу детей, и, казалось бы, ничем особым не выделявшаяся? И тем ни менее, она была особенная. И я это говорю не просто потому, что это моя мама. Наверное, это могли бы подтвердить все, кто ее знал, хотя, сегодня таких людей уже почти не осталось. Но мы с детства отмечали то, с каким особым уважением относятся сельчане к нашей маме. Тихая, спокойная, немногословная женщина, она несла в себе какую-то силу, какой-то несгибаемый стержень, который и отличал ее от многих таких же простых женщин. 
Она нам никогда ничего о себе, о своей жизни не рассказывала, и лишь повзрослев, мы узнали, что наша мама, проработавшая в колхозе дояркой, причем, всегда передовой, множество раз награжденная правительственными наградами, не всегда была просто дояркой. Об этом я и хочу сейчас рассказать. 
Когда началась война, маме, Закии Тавлияровне Имангуловой, было 20 лет. Она училась в педтехникуме и собиралась стать сельской учительницей. Но война внесла свои коррективы. В апреле 1942 года ушел на фронт младший брат мамы, Тимергали. Он уходил в составе легендарной 112-ой конной дивизии генерала Шаймуратова, и вскоре, уже в начале июля погиб в боях на Курском направлении. 
А в августе настала очередь идти на фронт и для нашей мамы. В это время шли тяжелейшие бои под Сталинградом. Многих студенток мобилизовали, сказав, что дипломы они получат после войны. Пройдя двухнедельные курсы зенитчиц под Уфой, девушек эшелоном повезли на фронт, под Сталинград. Знает ли кто-нибудь, что эти юные девушки-зенитчицы, брошенные на передовую после кратких курсов, погибали все? Эта же участь ждала и маму и ее подруг. Но тут случилось непредвиденное - в вагоне началась эпидемия сыпного тифа. Насколько это было рукой проведения, трудно сказать, но весь вагон был госпитализирован в какой-то прифронтовой госпиталь, за менее, чем 100 км от Сталинграда. Из госпиталя маму выписали уже в начале октября, с дистрофией, и сразу демобилизовали. О фронте не могло быть и речи! Она долго добиралась до дома. А там уже ждала нелегкая работа. Буквально сразу она вышла на работу, учить детей. Но вскоре к ней пришел председатель и попросил выйти на работу в колхоз, бригадиром. Некому работать, мужчины все на фронте, в колхозе одни бабы, старики да дети. И она согласилась. Днем работа в колхозе, непосильная, тяжелая, голодная, а по вечерам, по-прежнему, учила детей. 
Сказать, что работа в колхозе, в котором не было техники, лошадей, трудоспособных мужских рук, значит, ничего не сказать! Все трудности войны сельские женщины взвалили на себя. Вся работа вручную: сеяли, косили, пахали, кормили, поили и пасли скот. Причем, пахали тоже либо на коровах, либо плуг тянули те же женщины… Власти, не доверяя народу, после уборки весь урожай вывозили на хранение в Чишмы. А когда наступала пора сеять, те же женщины на своих плечах, пешком, носили мешки с посевным материалом! От нашего села до Чишмов 25 км, это если по дороге. А они ходили пешком, напрямую, по холмам, пересекая весенние овражки, босые, поскольку сапог не было, а лапти такой эксплуатации не выдерживали. Каждая на плечо мешок с пудом зерна, и в день 2 рейса! 
Уже в последние годы жизни, вспоминая то время, мама как-то рассказала, как однажды весной, в половодье чуть не утонула в реке Дёма. 
В колхоз входило несколько деревень и сел. На время посевной и уборочной, колхозников, работающих в поле, старались обеспечить горячим питанием. Говоря попросту, варили  кашу из чего было. А это «чего», то есть зерно, пшено, или крупа, находились на складе в другой деревне через реку Дёма. Раз в неделю мама ходила туда и приносила пуд какой-нибудь крупы, переправляясь туда на лодке. Эта лодка тоже стоит отдельного упоминания, настолько она была утлой, старой, что ее острословы называли лодкой Харона! И вот на этой самой лодке Хароне предстояло переплыть реку туда и обратно. Все бы ничего, но в апреле по реке идет лед! И когда мама с мешком крупы возвращалась назад, одна такая большая льдина опрокинула лодку! И мама с мешком в руке, в ватнике, в сапогах, пошла ко дну! Потом она рассказывала, что понимала, что надо отпустить тяжелый мешок и всплывать! Но как отпустить мешок? Тогда бы ее отдали бы под суд, за разбазаривание народного добра. И срок был бы немалый, лет 15, не меньше! И никто бы не стал разбираться, тонула она, или нет! В те времена за поднятый колосок давали год! Но, каким-то чудом, она сумела выплыть. Очнулась уже на берегу, но с мешком в руке. Его она не отпустила! 
За работу в колхозе мама имела государственные награды. Страна отметила ее самоотверженный труд несколькими медалями. 
А после войны она так и осталась работать в колхозе. Учетчиком, кладовщиком, заведующей фермой. В техникум вернуться не смогла. Времена были голодные, скудные, надо было работать, чтобы как-то прокормиться. 
А потом, когда уже подросли молодые, грамотные кадры, пошла в доярки, да так и проработала до пенсии. За эту работу у мамы тоже имелось множество медалей, нагрудных знаков и почетных грамот. Она всегда была в числе передовых не только в колхозе, но и в районе. И всегда при этом оставаясь тихой, неприметной, немногословной женщиной. Я не припомню случая, чтобы мама повысила голос, или с кем-то ругалась. Но к ее слову, ее мнению всегда прислушивались, и до самой ее смерти односельчане относились к ней с особым уважением. 
А еще мама очень много читала. У нас дома всегда было много книг, и культ чтения был в нас привит с малолетства. Я помню, как папа вслух читал нам книги. Мы любили эти вечера, когда, после ужина все рассаживались поудобнее, и папа читал нам вслух. Кстати, он тоже был просто обычный колхозник. Так, с его подачи мы ознакомились со сказками «Тысячи и одной ночи», с «Похождениями Ходжи Насретдина», с творчеством замечательного татарского писателя Абсалямова и многим другим. А мама, если у нее выдавалась хоть какая-то свободная минутка, тоже читала. Читала на родном языке. И зачастую читала те книги, которые на русском днем с огнем не найти было! И так, я, обучающаяся в русской школе, и не знающая татарской грамотности, впервые «Трех мушкетеров» Александра Дюма прочла на татарском! Помню, как несколько раз начинала и бросала, как не давался татарский язык, хоть и основан он на кириллице! Но желание прочесть желанную книгу пересилило, и вскоре я уже не делала никакой разницы между языками, запоем читала мамины книги. 
До последних лет мама выписывала литературные журналы. периодику, а мы старались везти ей книги, чему она всегда очень радовалась. И до последних дней, пока мама была жива, ее дом был желанным местом сбора нас, ее шестерых детей, и наших детей, ее многочисленных внуков, которые все каникулы проводили у бабушки. 
5 декабря этого года будет 20 лет, как мамы не стало. Но до сих пор мы все тоскуем по ней и вспоминаем с особым теплом. Свою любовь и уважение к ней мы передали своим детям. И они все тоже вспоминают о ней с особым теплом, почтением. 
Наша мама, Гумерова (Имангулова) Закия Тавлияровна, прожила долгую и насыщенную жизнь. Полную тяжелого труда, лишений, голода, холода. Но осталась добрым, светлым, очень умным и выдержанным человеком. Про таких говорят: «соль земли», или «на которых земля держится». 
А еще она была просто мамой. Нашей мамой. Самой доброй, самой красивой, самой умной. 
Альфия Валитова.