Невыдуманные истории:Новый год главное встретить весело

Дело было в далеком 1979 году. Надо же, уже в далеком! Героиня повествования училась в выпускном, десятом классе. Когда ее отец взял отпуск на новогодние праздники, чтобы посетить деревню, откуда был родом сам, и где прошло детство его дочери, то она подключила все способности, чтобы убедить отца в важности своего пребывания в предстоящем путешествии. Не сразу, но это ей удалось. На дворе, несмотря на декабрь, - настоящая весенняя капель. При отъезде пришлось обуваться в бурки а-ля «Прощай, молодость!». В дополнение к видавшим виды пальто с цигейковым воротником и брюкам в стиле «колокола» - самое то! Впрочем, она твердо уверовала в то, что главное в человеке - внутренняя красота, плюс ум, душа и трудолюбие. Так учительница сказала. «Ехала я из аула, по дороге прямой…» - ликовала душа в поезде. А дорога, если честно, оказалась витиеватой. В пути ударили морозы, аномальные - под минус 50. На другой станции нужно было пересесть в другой поезд, на перроне творилось невообразимое. Как выяснилось, многие вагоны, не выдержав сильных морозов, вышли из строя.

- Увы, в числе таковых оказался и наш, - вспоминает героиня повествования. - Состав, простучавший мимо нетерпеливых глаз пассажиров, словно нехотя остановился чуть поодаль. Что тут началось! Зима сорок второго, да и только! Не на шутку озябшие пассажиры стали штурмом брать действующие вагоны - купейные, плацкартные. Отца с поклажей толпа загнала в вагон, а я с двумя женщинами застряла в тамбуре. Гнев проводников был страшнее оскала овчарок. Поезд тронулся, а мы так и остались в тамбуре, продолжая стучать «задеревенелыми» ногами: дверь в вагон была заперта. Ноги в пресловутой обувке, казалось, вот-вот отвалятся. Сначала было холодно, затем - нестерпимо холодно. Наконец поняла, что хуже уже быть не может, что скоро, вот так глупо, произойдет непоправимое. Затянувшиеся переговоры отца с проводниками увенчались-таки успехом, и меня впустили в тепло. Ошалев от счастья, я бросилась вглубь вагона, словно боялась вновь оказаться за бортом жизни. Все ехали, сняв обувь и поджав под себя ноги. «Тепло ли тебе, девица?» - вспомнила вопрос Деда Мороза из сказки «Морозко», и так хотелось закричать: «Холодно!».

31 декабря. Наша станция! Впереди так сказать любимое Простаквашино. Слышу знакомые речи… И все разговоры о страшном морозе и его последствиях. Все это слушаю вполуха. Душа ликует: скоро, очень скоро я встречусь с подружками, с которыми «жизнь жестоко разлучила». Остается только несколько верст пройти по завьюженной тропе. Ни лошадей, ни людей, ни, тем более, машин! Молодая посадка лесной полосы местами лишь макушками чернела из-под снега, указывая направление. Оступишься на шаг от проторенной тропы, провалишься по самое «не хочу» в сугроб. Мне было стыдно, папа нес тяжеленный чемодан, набитый фотоальбомами, песенниками и прочей ерундой. Тогда все это казалось жизненно важным. Наконец, ручка поклажи отвалилась окончательно, еще больше усугубив положение отца. Да и мое, собственно, тоже. Думала, щас ка-а-ак врежет! Нет, лишь в сердцах выругался: «Чем это ты его набила, кирпичами, что ли?» Я тупо шла след в след за отцом: выбираться из сугроба не очень-то и весело. Вот моя деревня, - языческая, к слову, - вот мой дом родной! Боже, сколько ж лет он снился ночами? Многочисленные тетушки, дядюшки, сестры, братья, бабушки… Все суетились, стараясь вдохнуть в нас жизнь. Усадив возле жарко растопленной печи, пытались влить мне из ложечки самогонку. Тщетно, рот я не открывала. А зубы стучали так звонко и так меня колотило, что все не на шутку перепугались: мол, неужели легкие застудила? Какой там, даже не кашлянула. Цела целехонька! Мне подарили добротные валенки, в которые я тут же запрыгнула. Подвязали цветастый полушалок, благородными кистями достающий до подола пальто. Когда шумной, веселой толпой ввалились девчата - подруги детства, почему-то вспомнилось Гоголевское «Вечера на хуторе, близ Диканьки». От них столько шума и веселья исходило, что я тут же полезла в чемодан, доставать атрибуты своего «богатого прошлого». Папа только улыбнулся: не знал, что фантики такие тяжелые. Бедный, он отморозил пальцы, и всю жизнь потом мучился. Девчонки тут же поведали, что в соседнем доме невесту краденую привезут (данный обычай в этих краях, теперь уже по обоюдному согласию молодых, сохранился по сей день). Мы побежали в этот дом, лепить своеобразные пельмени, предназначенные для продажи. В тесто традиционно заворачивались то соль, то монетка, то мясо… Каждая начинка «сулила» свое - богатство, слезы, достаток. Взрослые сие лакомство выкупали за рубль, детвора - за копейку. Затем этими деньгами осыпали невесту. Если та была согласна остаться в доме жениха, разумеется. Свое решение она сообщала по приезде на следующий день родителей. Нестерпимо хотелось увидеть невесту. Отодвинула пеструю ситцевую занавесь - сидит плененная, ресницы опущены, а из глаз слезы капают. Жених бережно, чуть заметно поглаживает ее руку. Так романтично. Эх, думала я, прибавить бы недостающие годки и оказаться на месте невесты. Чтобы вот также красиво текли слезы: кап-кап… Да разве ж выкрадут так скоро, сколько еще ждать?!

Мечты-мечты. Наивные, чистые, еще не помутненные разочарованиями. Тут меня кто-то из девчонок схватил за руку и потащил на улицу. Мы двинулись к сельскому клубу. «Эх, снег-снежок, белая метелица, говорит, что любит, только мне не верится» - запела одна из голосистых девчат, и мы дружно подхватили песню. И от чего было так хорошо и весело?! Какое-то необузданное чувство всеобъемлющего счастья. Вот-вот вступит в свои права 1979 год. Тогда еще не задавались вопросом, чей год наступит - Лошади или Дракона. В душе каждой из нас была убежденность: Новый год обязательно войдет в дома миром и достатком.